Когда-то давно, будучи невзрачной очкастой девчонкой с мышиным хвостом, я мечтала о добром и благородном принце и чистой любви. Логично, что я вовсю зачитывалась мамиными женскими романами (конспирируясь похлеще Джеймса Бонда, ибо там же был Секс! Ужс-ужс), восхищалась мужественными слащавыми героями и горевала, что далеко мне до идеально-неотразимых женственных героинь. Потом я открыла для себя сестер-писательниц Веру и Марину Воробей, писавших о подростковой любви, а значит, о вещах, так близких мне. Неплохо писавших, в общем-то, на мой четырнадцатилетний взгляд.
И одна из этих историй перевернула мое представление о собственной внешности. История Черепашки. Такой же худенькой невзрачной девочке в очках по прозвищу Черепашка. Эта девочка неожиданно для всех и себя самой стала виджеем, очки стали ее визитной карточкой, а внешность и мышление - примером для подражания.
Вот так я поняла, что мои недостатки могут быть сааавсем не недостатками.
В моменты грусти Черепашка любила сидеть на покрывале, обхватив колени руками и смотреть в окно - совсем как я - и бормотать себе под нос стихотворение Гумилева "Жираф". Это стихотворение не было близко мне по духу, но оно с тех пор всегда напоминает мне о маленькой худенькой Черепашке, которая все же была достаточно сильной, чтобы справиться со своей неуверенностью. Когда-то я даже представляла, что однажды стану красивой (просто потому, что такой почувствую себя), взрослой, немного грустной, буду стоять (или сидеть) в осеннем парке, или на набережной, или в любом другом красивом месте, устремив выразительный взгляд печальных глаз вдаль, и вдруг услышу из-за спины улыбающийся голос:
«Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд...»
Я обернусь и встречусь глазами с молодым человеком, тепло улыбающимся мне. И неуверенно улыбнусь ему тоже.
А он посмотрит на меня теплым-теплым взглядом карих глаз (всегда было интересно, почему карих?), станет рядом со мной, взглянет в даль и продолжит:
«И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.»
А я буду тихонько улыбаться и слушать его негромкий мягкий голос, и обязательно кутаться в шарф. Потом он на миг замолчит, повернется ко мне и закончит:
«Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.»
А вот что будет дальше - мое воображение не смогло определиться. В одном случае мы пили горячий кофе в уютном кафе, в другом - гуляли по парку, заваленному желтой листвой и вдыхали влажный запах палой листвы, в третьем - просто стояли рядом и беседовали, а потом он грел мои замерзшие руки, растирал в своих больших теплых ладонях и дышал на них, и мы непременно целовались тем легким, нежно-осторожным поцелуем, который бывает на первом свидании.
Вот такие сентиментальные четырнадцатилетние воспоминания)
Хотя даже в 22 они кажутся мне милыми и наивными)