Глубокий вдох и выдох решает многие проблемы
Весна.Стояла ранняя весна. Маленькая деревушка на юге Эмбера под названием Батингем пушилась печным дымом из труб. Светлые крыши бревенчатых домов были еще покрыты шапками снега, днем влажно блестевшего под солнечными лучами, и ночью схватывающегося ледяной коркой. Как таковой весны еще не было, ну разве что согласно толстенной календарной книге, хранившейся у пастора Абрахама.
Однако о ее наступлении можно было только догадываться по тому, как робко и несмело дни становились все теплее. И все же снег еще не сошел...
Нв улицах, в колеях чуть подтаявших дорог с проторенными следами от саней, играли дети, швыряясь тяжелыми снежками. В Батингеме в эту пору было мало забот, кроме как кормить скотину в хлевах, да возиться в домах, поэтому детвора без малейших опасений выбегала на дороги - там могли ехать только тяжелые, нагруженные дровами, сани, которые впрочем всегда плелись как черепахи. Солнце искрилось в сосульках, щетинившихся на краях скатов, таяло на их кончиках и разбивалось хрусталем, падая в каплях на застывшую заснеженную землю. Воздух звенел, напоенный детским смехом, стуком топора у дровниц, скрипом снега и потрескиванием бревен, расходящихся от печного тепла.
В двенадцати милях к северу от Батингема же стояла совершенная тишина. Батингемский лес сдержанно молчал, оберегая тишину спящих деревьев. Где-то на опушке только тихо похрупывал веточками лось, переступая большими коричневыми ногами по снегу, пробивая наст и проваливаясь в снежную перину. А где-то в чаще огромных елей солнце на несколько мгновений вызолотило кору старой ольхи своими лучами, согрело старый лишайник, едва заметным теплом погладило потрескавшуюся сухую кору... С ветки с тихим шорохом сполз пласт снега и рассыпался невесомой пудрой по пути вниз. И тут же солнце, будто испугавшись этого движения в безмолвии Батингемской чащи, отдернуло лучи и побежало ими по острым колючим верхушкам елей. Очертания старой ольхи задрожали, воздух подернулся едва заметной рябью, и вот из самого ствола показалась почти прозрачная тонкая рука, в стволе будто на мгновение открылась трещина, выпустив из себя легкое облачко, которое плавно сплелось в изящные женские очертания. И если бы солнце еще раз взглянуло туда, в чащу, то его лучи засветились бы в хрупком силуэте дриады, практически невидимого лесного духа. Ее очертания были отчетливо видны только благодаря тоненьким коричневым жилкам, напоминавшим древесные, по которым бегут древесные токи, и легкой серой дымке, формировавшей силуэт. Черты лица были практически неразличимы, за исключением огромных глаз цвета молодой летней листвы, спокойно мерцавших нежным светом. Над головой нежно покачивалось облако волос, сотканных из все тех же древесных прожилок. Дриада недоуменно оглядела заснеженные деревья вокруг, коснулась ладонью снега и тут же потянулась обратно к ольхе, прижимаясь всем телом, как дочь прижимается к матери, попав в новое место. Но старая ольха уже вновь крепко заснула, совершенно не помня о своей дочери, оставшейся без крова.
- У-ху.. - донеслось из гущи ветвей соседнего дерева. Там, спрятавшись в благословенную темноту, восседал филин, невозмутимо моргая желтыми глазищами. Дриада плавно перенеслась над поляной к источнику звука.
- Феликс! - прозвучало хрустальной капелью в воздухе. - Почему все еще зима?
Филин склонил голову набок и повел крыльями.
- Такое уж время, госпожа дриада... Весны нынче нет, уж третий лунень прошел, как ждем, а все нет... - послышался хриплый говорок из ветвей. - Солнце будто забавляется над нами, греет, да не будит. Удивительно, что вы очнулись в такое холодное время. Липы и ивы над рекой еще во льду, осины к западу тоже еще дремлют, ну а хвойные - сами знаете, там только леших и найдешь, да и их не дозваться что-то стало, спят где-то под корнями. У-ух...
Дриада вновь осмотрелась, внимательно изучая мерцающими глазами спящую природу.
- Что же мне делать?.. - сорвалось с ее губ тихим шорохом. Без матери Ольхи ей раньше оставаться не приходилось. Она вновь повернулась к филину, но тот молчал и только раздувал серые перья, превращаясь в большой пуховой клубок, и дриада поняла, что большего от него не добьется. - Если Ольха проснется, скажи ей, что Эл-Льяна здесь, недалеко, пускай призовет меня нашим Словом.
Филин понимающе моргнул.
Эл-Льяна погладила пушистую еловую лапу и углубилась в чащу, легко и плавно ступая по хрупкому насту. Она никогда прежде не видела свой родной лес таким - тихим, холодным, задумчивым. Ветер не шептал сказки листве, птицы не заливались беззаботными песнями, и разнотравье не благоухало терпким ароматом. Здесь пахло сыростью и холодом, еловые ветки колюче топорщились сотнями заледеневших иголочек, лиственные деревья застыли недвижными рыцарями в броне из замерзшей коры, и остатки льда на ветвях вспыхивали ярко и остро... Эл-Льяна направлялась к древнему дубу, что в самой сердцевине леса прятался от всего света и в первую очередь от докучливой людской расы. В его корнях жил Леший, главный леса, которому ведомо было все, что происходило здесь. Он был Душой Батингемского леса.
Проскользнув мимо поросли молоденьких елок, ежевичных кустов и просочившись сквозь огромную заросль старого шиповника, угрожающего скрючившегося в замысловатые клубки, Эл-Льяна оказалась у старого дуба. Коснувшись ладошкой выступа, она послала мысленное приветствие Хранителю Леса и его Лешему. Но ответа не было. Эл-Льяна позвала еще раз, но Хранитель все так же молчал. Ей стало страшно - еще никогда Лес не оставался глух к воззваниям своих Детей. И будто почувствовав ее страх, дуб дрогнул и погрузился в легкое марево, и Эль-Льяна увидела всю сущность дуба, Великого Хранителя Леса, а в самом нутре его, где сияли жизненные соки, лежал мертвый Леший...
Хранитель и его Страж не могли существовать отдельно. Пока жив был Хранитель, всегда был Страж, а когда последнему приходила пора уходить на покой, как любому живому существу, Хранитель выбирал нового Стража, который приходил в помощь старому. И только передав свои знания, старый Страж мог отойти от дел. Но теперь Страж был мертв, и чтобы не погибнуть самому, старый дуб вобрал его в себя, пытаясь удержать жизнь в Лесу, сердцем которого он был. Но силы его иссякали, и теперь он звал Эл-Льяну, моля о помощи...
Перед дриадой встала сложная задача - спасти лес, который был на грани исчезновения, спасти свой дом. И сердце ее сжалось от ужасной боли при мысли, что все это исчезнет. Она рванула навстречу, в самый центр исходившего из дуба сияния и приняла то, что давало Силу всем Стражам.
Древесные прожилки, составлявшие ее нутро, вспыхнули, сгорая в новом пламени, сжигая ее дотла, но тут же по ним заструился свет, сплетаясь в новый причудливый узор молодого Стража...
Новый страж.Новый страж.
С того холодного дня, когда старый дуб отдал ее силы Стража, над лесом прошлом много солнц и лун, Эл-Льяна стала опытнее и мудрее. Ей пришлось научиться пробуждать деревья и травы, наполнять жизненной силой семена, дремлющие в земле, напитывать влагой подземные и надземные источники, разбирать язык всех птиц и зверей, живущих здесь, мирить поссорившихся и защищать слабых, обходить границы своего Леса, внимательно наблюдая за тем, чтобы никто не смел навредить ему...
И вот сейчас она склонилась над ручьем, слушая его журчащий быстрый говор, поглаживая прозрачной рукой кипучую воду. Ручей иссыхал, исток его лежал далеко за границами леса, куда Эл-Льяна выйти не могла, да и боялась... Однако ручей был жилой Леса, и без него всех ждала не самая радостная участь, а создавать новые источники Эл-Льяна не умела. Хранитель-дуб после того, как отдал ей силу, практически полностью поник, так и не оправившись от смерти своего Стража и Друга, с которым они прожили без малого 8 тысяч полдней. Хранитель угасал, а вместе с ним постепенно и Лес, оголяя все больше сухих веток.
От грустных мыслей Эл-Льяну отвлекла горячечная боль, прошедшая по всем ее жилкам. А затем потянуло дымом. Встревоженная, она ветром помчалась к южным окраинам своих владений, где на опушке утром расположилось несколько торговцев. Ни повозок, ни пожиток их уже не было, зато было кострище, из которого шаловливый молодой ветерок, любивший разгуляться на воле, выдул несколько пылающих искр и занес на засохшие пожелтевшие ветви старой ели. Сухая хвоя, нагретая летним солнцем, вспыхнула почище трута, и теперь перед Эл-Льяной высилась не ель - огромный костер, жар от которого опалял все близлежащие растения и, испаряя из них соки, перекидывался дальше... Новый Страж рванула к пламени, пытаясь остановить его, заслонить собой, обуздать непокорные гневные языки, но ее прожгло болью, а пламя просто прошло сквозь прозрачные руки, лизнув соседнее дерево.
Огонь был смертью, с которой Эл-Льяна не могла совладать. Она метнулась к ручью, к источнику, что был на западе, и вернулась с облаком водной пыли, пытаясь остановить голодного огненного зверя, глодавшего все, что попадалось на его пути, но воды было слишком мало, слишком неумело она использовала те крохи, что были в ее распоряжении, и вскоре огонь прорвался дальше.
Подросшие елочки затрещали, разрываемые жаром наступающего врага. Ягоды ежевики засохли в мгновение, листья кустарников пожухли и свернулись в уродливые трубочки, чтобы тут же коротко вспыхнуть , шиповник еще пытался сопротивляться, лопался тяжелыми ветвями, выстреливая как хлыстом в своего беспощадного противника, но и он был бессилен. И вскоре на глазах у беспомощной Эл-Льяны вспыхнул Дуб-Хранитель... Боль застлала ей глаза, мерцающая их зелень полыхнула белой вспышкой и погасла, и бывшая дриада неслышно упала на землю.
Робкий стрекот сверчка разрезал тишину, и Эл-Льяна открыла глаза. Над ней раскинулось глубокое безлунное, звездное небо. Воздух был горяч и полон запаха гари. Она медленно приходила в сознание: она лежала на другом берегу ручья, ставшего защитой уцелевшей части Леса. Ручей изрядно обмелел, его левый берег покрылся стеклянными каплями - результат сплавившегося песка. На правом же камни остались невредимы, только мох на них засох и выцвел. Эл-Льяна не понимала, почему она все еще существует, когда их Хранитель - мертв, теперь уже навечно, ей было больно, очень больно, каждая ее прожилка пульсировала и сжималась. Она медленно отправилась к обуглившемуся остову дуба, который высился уродливой глыбой. Вокруг него повсюду валялись черные обломки ветвей, похрустывала зола.
Эл-Льяна рухнула на колени перед могилой Сердца леса и почувствовала, как в ее глазах появилось что-то совершенно непривычное - из ее глаз закапали слезы.
Она привычно коснулась ладонью ствола, поглаживая его.
Внезапно чернота мертвого дерева шевельнулась. Тонкую руку оплела тьма. Эл-Льяна испуганно отшатнулась, но тьма продолжала наступать... Странные щупальца вытекали из остова дерева, заплетались в пугающие узоры, складывались в некое существо, коему еще не было подобия в этом лесу. Существо росло, вбирая в себя новые и новые щупальца тьмы, и вот наконец открыло страшные, желто-оранжевые, пугающе холодные глаза.
- Я... есть Страж. Но-вы-й страж этой зем-ли... - шорохом сухой листвы прошуршало существо.
Однако о ее наступлении можно было только догадываться по тому, как робко и несмело дни становились все теплее. И все же снег еще не сошел...
Нв улицах, в колеях чуть подтаявших дорог с проторенными следами от саней, играли дети, швыряясь тяжелыми снежками. В Батингеме в эту пору было мало забот, кроме как кормить скотину в хлевах, да возиться в домах, поэтому детвора без малейших опасений выбегала на дороги - там могли ехать только тяжелые, нагруженные дровами, сани, которые впрочем всегда плелись как черепахи. Солнце искрилось в сосульках, щетинившихся на краях скатов, таяло на их кончиках и разбивалось хрусталем, падая в каплях на застывшую заснеженную землю. Воздух звенел, напоенный детским смехом, стуком топора у дровниц, скрипом снега и потрескиванием бревен, расходящихся от печного тепла.
В двенадцати милях к северу от Батингема же стояла совершенная тишина. Батингемский лес сдержанно молчал, оберегая тишину спящих деревьев. Где-то на опушке только тихо похрупывал веточками лось, переступая большими коричневыми ногами по снегу, пробивая наст и проваливаясь в снежную перину. А где-то в чаще огромных елей солнце на несколько мгновений вызолотило кору старой ольхи своими лучами, согрело старый лишайник, едва заметным теплом погладило потрескавшуюся сухую кору... С ветки с тихим шорохом сполз пласт снега и рассыпался невесомой пудрой по пути вниз. И тут же солнце, будто испугавшись этого движения в безмолвии Батингемской чащи, отдернуло лучи и побежало ими по острым колючим верхушкам елей. Очертания старой ольхи задрожали, воздух подернулся едва заметной рябью, и вот из самого ствола показалась почти прозрачная тонкая рука, в стволе будто на мгновение открылась трещина, выпустив из себя легкое облачко, которое плавно сплелось в изящные женские очертания. И если бы солнце еще раз взглянуло туда, в чащу, то его лучи засветились бы в хрупком силуэте дриады, практически невидимого лесного духа. Ее очертания были отчетливо видны только благодаря тоненьким коричневым жилкам, напоминавшим древесные, по которым бегут древесные токи, и легкой серой дымке, формировавшей силуэт. Черты лица были практически неразличимы, за исключением огромных глаз цвета молодой летней листвы, спокойно мерцавших нежным светом. Над головой нежно покачивалось облако волос, сотканных из все тех же древесных прожилок. Дриада недоуменно оглядела заснеженные деревья вокруг, коснулась ладонью снега и тут же потянулась обратно к ольхе, прижимаясь всем телом, как дочь прижимается к матери, попав в новое место. Но старая ольха уже вновь крепко заснула, совершенно не помня о своей дочери, оставшейся без крова.
- У-ху.. - донеслось из гущи ветвей соседнего дерева. Там, спрятавшись в благословенную темноту, восседал филин, невозмутимо моргая желтыми глазищами. Дриада плавно перенеслась над поляной к источнику звука.
- Феликс! - прозвучало хрустальной капелью в воздухе. - Почему все еще зима?
Филин склонил голову набок и повел крыльями.
- Такое уж время, госпожа дриада... Весны нынче нет, уж третий лунень прошел, как ждем, а все нет... - послышался хриплый говорок из ветвей. - Солнце будто забавляется над нами, греет, да не будит. Удивительно, что вы очнулись в такое холодное время. Липы и ивы над рекой еще во льду, осины к западу тоже еще дремлют, ну а хвойные - сами знаете, там только леших и найдешь, да и их не дозваться что-то стало, спят где-то под корнями. У-ух...
Дриада вновь осмотрелась, внимательно изучая мерцающими глазами спящую природу.
- Что же мне делать?.. - сорвалось с ее губ тихим шорохом. Без матери Ольхи ей раньше оставаться не приходилось. Она вновь повернулась к филину, но тот молчал и только раздувал серые перья, превращаясь в большой пуховой клубок, и дриада поняла, что большего от него не добьется. - Если Ольха проснется, скажи ей, что Эл-Льяна здесь, недалеко, пускай призовет меня нашим Словом.
Филин понимающе моргнул.
Эл-Льяна погладила пушистую еловую лапу и углубилась в чащу, легко и плавно ступая по хрупкому насту. Она никогда прежде не видела свой родной лес таким - тихим, холодным, задумчивым. Ветер не шептал сказки листве, птицы не заливались беззаботными песнями, и разнотравье не благоухало терпким ароматом. Здесь пахло сыростью и холодом, еловые ветки колюче топорщились сотнями заледеневших иголочек, лиственные деревья застыли недвижными рыцарями в броне из замерзшей коры, и остатки льда на ветвях вспыхивали ярко и остро... Эл-Льяна направлялась к древнему дубу, что в самой сердцевине леса прятался от всего света и в первую очередь от докучливой людской расы. В его корнях жил Леший, главный леса, которому ведомо было все, что происходило здесь. Он был Душой Батингемского леса.
Проскользнув мимо поросли молоденьких елок, ежевичных кустов и просочившись сквозь огромную заросль старого шиповника, угрожающего скрючившегося в замысловатые клубки, Эл-Льяна оказалась у старого дуба. Коснувшись ладошкой выступа, она послала мысленное приветствие Хранителю Леса и его Лешему. Но ответа не было. Эл-Льяна позвала еще раз, но Хранитель все так же молчал. Ей стало страшно - еще никогда Лес не оставался глух к воззваниям своих Детей. И будто почувствовав ее страх, дуб дрогнул и погрузился в легкое марево, и Эль-Льяна увидела всю сущность дуба, Великого Хранителя Леса, а в самом нутре его, где сияли жизненные соки, лежал мертвый Леший...
Хранитель и его Страж не могли существовать отдельно. Пока жив был Хранитель, всегда был Страж, а когда последнему приходила пора уходить на покой, как любому живому существу, Хранитель выбирал нового Стража, который приходил в помощь старому. И только передав свои знания, старый Страж мог отойти от дел. Но теперь Страж был мертв, и чтобы не погибнуть самому, старый дуб вобрал его в себя, пытаясь удержать жизнь в Лесу, сердцем которого он был. Но силы его иссякали, и теперь он звал Эл-Льяну, моля о помощи...
Перед дриадой встала сложная задача - спасти лес, который был на грани исчезновения, спасти свой дом. И сердце ее сжалось от ужасной боли при мысли, что все это исчезнет. Она рванула навстречу, в самый центр исходившего из дуба сияния и приняла то, что давало Силу всем Стражам.
Древесные прожилки, составлявшие ее нутро, вспыхнули, сгорая в новом пламени, сжигая ее дотла, но тут же по ним заструился свет, сплетаясь в новый причудливый узор молодого Стража...
Новый страж.Новый страж.
С того холодного дня, когда старый дуб отдал ее силы Стража, над лесом прошлом много солнц и лун, Эл-Льяна стала опытнее и мудрее. Ей пришлось научиться пробуждать деревья и травы, наполнять жизненной силой семена, дремлющие в земле, напитывать влагой подземные и надземные источники, разбирать язык всех птиц и зверей, живущих здесь, мирить поссорившихся и защищать слабых, обходить границы своего Леса, внимательно наблюдая за тем, чтобы никто не смел навредить ему...
И вот сейчас она склонилась над ручьем, слушая его журчащий быстрый говор, поглаживая прозрачной рукой кипучую воду. Ручей иссыхал, исток его лежал далеко за границами леса, куда Эл-Льяна выйти не могла, да и боялась... Однако ручей был жилой Леса, и без него всех ждала не самая радостная участь, а создавать новые источники Эл-Льяна не умела. Хранитель-дуб после того, как отдал ей силу, практически полностью поник, так и не оправившись от смерти своего Стража и Друга, с которым они прожили без малого 8 тысяч полдней. Хранитель угасал, а вместе с ним постепенно и Лес, оголяя все больше сухих веток.
От грустных мыслей Эл-Льяну отвлекла горячечная боль, прошедшая по всем ее жилкам. А затем потянуло дымом. Встревоженная, она ветром помчалась к южным окраинам своих владений, где на опушке утром расположилось несколько торговцев. Ни повозок, ни пожиток их уже не было, зато было кострище, из которого шаловливый молодой ветерок, любивший разгуляться на воле, выдул несколько пылающих искр и занес на засохшие пожелтевшие ветви старой ели. Сухая хвоя, нагретая летним солнцем, вспыхнула почище трута, и теперь перед Эл-Льяной высилась не ель - огромный костер, жар от которого опалял все близлежащие растения и, испаряя из них соки, перекидывался дальше... Новый Страж рванула к пламени, пытаясь остановить его, заслонить собой, обуздать непокорные гневные языки, но ее прожгло болью, а пламя просто прошло сквозь прозрачные руки, лизнув соседнее дерево.
Огонь был смертью, с которой Эл-Льяна не могла совладать. Она метнулась к ручью, к источнику, что был на западе, и вернулась с облаком водной пыли, пытаясь остановить голодного огненного зверя, глодавшего все, что попадалось на его пути, но воды было слишком мало, слишком неумело она использовала те крохи, что были в ее распоряжении, и вскоре огонь прорвался дальше.
Подросшие елочки затрещали, разрываемые жаром наступающего врага. Ягоды ежевики засохли в мгновение, листья кустарников пожухли и свернулись в уродливые трубочки, чтобы тут же коротко вспыхнуть , шиповник еще пытался сопротивляться, лопался тяжелыми ветвями, выстреливая как хлыстом в своего беспощадного противника, но и он был бессилен. И вскоре на глазах у беспомощной Эл-Льяны вспыхнул Дуб-Хранитель... Боль застлала ей глаза, мерцающая их зелень полыхнула белой вспышкой и погасла, и бывшая дриада неслышно упала на землю.
Робкий стрекот сверчка разрезал тишину, и Эл-Льяна открыла глаза. Над ней раскинулось глубокое безлунное, звездное небо. Воздух был горяч и полон запаха гари. Она медленно приходила в сознание: она лежала на другом берегу ручья, ставшего защитой уцелевшей части Леса. Ручей изрядно обмелел, его левый берег покрылся стеклянными каплями - результат сплавившегося песка. На правом же камни остались невредимы, только мох на них засох и выцвел. Эл-Льяна не понимала, почему она все еще существует, когда их Хранитель - мертв, теперь уже навечно, ей было больно, очень больно, каждая ее прожилка пульсировала и сжималась. Она медленно отправилась к обуглившемуся остову дуба, который высился уродливой глыбой. Вокруг него повсюду валялись черные обломки ветвей, похрустывала зола.
Эл-Льяна рухнула на колени перед могилой Сердца леса и почувствовала, как в ее глазах появилось что-то совершенно непривычное - из ее глаз закапали слезы.
Она привычно коснулась ладонью ствола, поглаживая его.
Внезапно чернота мертвого дерева шевельнулась. Тонкую руку оплела тьма. Эл-Льяна испуганно отшатнулась, но тьма продолжала наступать... Странные щупальца вытекали из остова дерева, заплетались в пугающие узоры, складывались в некое существо, коему еще не было подобия в этом лесу. Существо росло, вбирая в себя новые и новые щупальца тьмы, и вот наконец открыло страшные, желто-оранжевые, пугающе холодные глаза.
- Я... есть Страж. Но-вы-й страж этой зем-ли... - шорохом сухой листвы прошуршало существо.
@темы: сотворим?